Достойный любви - Страница 5

Густые брови Ната поползли вверх, глаза заискрились. Вид у него был самый что ни на есть залихватский.

— Больше всего на свете люблю шоколадное мороженое. А еще обожаю леденцы, ириски и шоколадки — любые: черные, молочные, серо-буро-малиновые… Когда дома у меня кончаются запасы, еду сюда. Мне необходимо полакомиться вволю раза два-три в неделю, иначе делаюсь раздражительным занудой.

Неужели Нат может быть брюзгливым и раздражительным? Сара отказывалась этому верить.

— А сослуживцы в курсе, что твои душевные недуги можно исцелить с помощью шоколадки? — поддразнила его она.

— Увы, это средство не всегда помогает. Порой мне нужно нечто большее, чем конфетка, — задушевная беседа, дружеское объятие.

И снова она подумала, что ему нужна не просто ее дружба. Но окончательной уверенности все же не было.

— Объятия необходимы, может быть, даже больше, чем пища. Лично я собираюсь все время обнимать Дэнни — ему это даже надоест.

Нат остановил машину, потом через плечо взглянул на заднее сиденье, где сладко посапывал Дэнни, и отстегнул привязной ремень.

— Похоже, он не проснется до утра.

— В последние два дня он порядком намучился. Жара его измотала.

— И тебя тоже.

Нат вышел из машины и тихонько открыл боковую дверцу. Осторожно, стараясь не потревожить спящего малыша, он взял его на руки, и они все вместе направились к столику, стоявшему в густой тени раскидистого дерева.

Когда Нат наклонился, под его шортами отчетливо обозначились упругие ягодицы. Движения его были легки и свободны — видно было, что он в отличной форме.

— Ну что, шоколадного или ванильного?

— А можно и того и другого?

— Заметано. Сейчас принесу.

И Нат отправился к павильону. Ожидая своей очереди, он искоса поглядывал на Сару. Да, он рисковал, предпринимая попытку сблизиться с ней. Однако она не замкнулась, не отдалилась от него. Интересно, что же будет дальше. Его не покидало ощущение, что он вступил на территорию, более опасную, чем минное поле…

Принеся два рожка с мороженым, он присел на стул рядом с Сарой. Его колено случайно коснулось ее обнаженной ноги, и Сара отстранилась. Но ноздри его продолжал щекотать дразнящий аромат чего-то неуловимого — душистого мыла или духов… Его словно магнитом тянуло к ней. Волосы, забранные в хвостик, колыхались шелковой волной, когда она склонялась, чтобы лизнуть мороженое. Как хотелось ему расстегнуть черепаховую заколку и зарыться в них лицом.

Она что-то почувствовала и взглянула на него вопросительно. Тогда он сказал:

— У тебя прекрасные волосы. Ты что, никогда их не стригла?

Она провела рукой по голове.

— Нет, со времен службы в Красном Кресте. Тогда я два года их даже не подравнивала. Летом их можно подобрать, зимой они согревают шею — словом, с ними можно делать что угодно.

А он тут же представил, как эти волосы смотрелись бы на подушке. На его подушке. Ему стоило немалых усилий взять себя в руки.

— Как ты попала в Красный Крест?

Она замялась, потом с видимой неохотой ответила:

— Получила диплом медсестры — и просто не представляла, что с ним делать. А мне хотелось независимости. Хотелось поглядеть, как живут люди. Для всего этого как нельзя лучше подходил Красный Крест.

Локоть Ната случайно — а случайно ли? — скользнул по руке Сары. Его чувства в этот момент едва ли можно было назвать только дружескими.

— Начать новую жизнь в чужой стране, среди чужих людей — это чертовски непросто. Как же ты справилась?

Она с наслаждением подбирала языком капельки тающего мороженого.

— Конечно, Боливия и Пенсильвания — небо и земля. Но люди — они везде люди. Они надеются, мечтают… Ищут смысл жизни… Знаешь, кое-кто из добровольцев вбил себе в голову, что едет туда «просвещать туземцев». Потрясающая глупость! — Согнав надоедливую муху с голой ручонки спящего Дэнни, она продолжала: — Мне самой пришлось сделаться туземкой и трудиться бок о бок с местными, чтобы заслужить их дружбу и доверие, — иначе как бы мне удалось научить их следить за здоровьем ребятишек? Мы учились друг у друга.

Розовый язычок Сары тем временем трудился над мороженым, и Нат почувствовал, что сходит с ума. Как же она красива, как чувственна — и даже не догадывается об этом!

Тут Дэнни открыл глазки и сладко зевнул. Мать погладила его по подбородку.

— Приветик! Ну что, вздремнул? Здесь куда прохладнее, чем дома.

Дэнни радостно засучил ножонками, и Сара улыбнулась.

Спустились сумерки, все покрыла лиловатая мгла. Глаза Ната вновь устремились на Сару. Ах как жаль, что у него нет с собой фотоаппарата! Она казалась сотканной из лунного света. Она не сияла, как солнце, — нет, она светилась словно изнутри, казалась ангелом, сошедшим с небес…

Когда с мороженым было покончено, Нат отвез Сару и малыша домой. Дэнни не спал, но и не плакал — до тех самых пор, покуда они не вошли в дом. Когда на них пахнуло удушливым жаром, малыш завопил во всю силу своих легких. Сара взяла его на руки, стала баюкать, но он заходился от крика.

— Пойду наверх. Может, он мокрый…

— Хочешь, подогрею бутылочку? Или дать ему ту, что ты брала с собой?

— Боюсь, там молоко уже скисло. Возьми другую из холодильника и подогрей, но не слишком.

Уже поднимаясь по лестнице, она обернулась.

— Нат…

— Что?

— Спасибо тебе.

Он лишь отмахнулся и пошел на кухню.

Переодевая Дэнни, Сара все время пытаясь отвлечься от тревожной мысли, но тщетно. Если ей ночью опять не удастся поспать, и ей и Дэнни придется худо… Подхватив малыша, она поплелась вниз.